RuEn

Премьерный пасьянс

Чрезвычайно интересный премьерный пасьянс сложился в этом сезоне в «Мастерской Петра Фоменко». Театр отметил свое 25-летие — из них почти семь лет прошло без его создателя. В «Короле Лире» У. Шекспира у нынешнего художественного руководителя Евгения Каменьковича сквозит горечь о том, к какой катастрофе приводит легкомысленно отданная власть. В чеховской «Чайке» в постановке Кирилла Пирогова доминирует абсолютное торжество старых форм. Если сопоставить эти две темы с жизнью и репертуаром самой «Мастерской», может показаться, что в ее ближайших творческих перспективах мало обнадеживающего. И вдруг в конце сезона выходит абсолютно хулиганское и невероятно смешное «Завещание Чарльза Адамса, или Дом семи повешенных» в режиссуре и хореографии Олега Глушкова — его можно смело назвать самой неожиданной премьерой сезона.

«Король Лир» не слишком изобретателен по режиссуре. Сценография Александра Боровского лаконична — действие разворачивается на круглом белом пятачке подмостков со сферически выгнутой стеной позади. Макет архаической сцены, идиллически чистой сцены театра как храма. Площадка подвижная — королевство делится сначала на три, а потом, когда доля непокорной Корделии отдается ее сестрам, — на две части. На протяжении всего действия это пространство бесконечно сотрясается и рвется на куски. А Лиру остается только растерянно смотреть на происходящее, не веря, что все это — плоды его собственного необдуманного решения. В исполнении Карэна Бадалова в нем нет ни особенного величия, ни отцовского отчаяния. Лир словно и не король вовсе, и уж точно не отец-основатель государства. Олицетворение властителя, которому власть досталась, вероятно, волей неизбежности, по наследству. И оказалась не по плечу. Аналогия с самим постановщиком напрашивается недвусмысленная.

Не хочу вкладывать в это ничего обидного. Но такова трагедия любого авторского театра, тем более, созданного гением. Второго Петра Наумовича Фоменко нет и быть не может, его театр закончился с его уходом. Но как принять это тем, кого он воспитал за два десятка лет? Кто привык к его школе, одному определенному языку? Евгению Каменьковичу досталось тяжелейшее бремя, непосильное. Может, из-за мягкости характера нового худрука или его неспособности трезво взглянуть на происходящее со стороны, но за семь лет после кончины Петра Фоменко в «Мастерской» не вышло ни одной по-настоящему большой удачи (за исключением вышеупомянутого «Завещания», но о нем позже). Ни одного спектакля, ставшего бы действительно заметным событием. О «Золотой Маске» за «Сон в летнюю ночь» всерьез рассуждать не стоит — это, скорее, нечаянный выигрыш в лотерее, чем настоящее достижение. И уж точно не лучшая работа Ивана Поповски. Сюда не был приглашен на постановку ни один крупный режиссер, зато расцвела актерская режиссура. Сплошные «пробы и ошибки» под флагом «верности традициям», рвущиеся теперь и на большую сцену. Театр превращается даже не в монастырь, замкнутый на самом себе, а в мавзолей. И конца беспределу актерской вольницы не видно. Представить такое изобилие «проб и ошибок», выносимое на публику, при жизни Фоменко немыслимо. Но искоренить псевдодемократию в театре способен только сильный лидер. Как говорил Георгий Товстоногов, «театр — это добровольная диктатура». Если же не способен удержать власть, любая попытка разделить ее в надежде сохранить мир и равновесие, как и в «Лире», оборачивается разбродом и хаосом. И с каждым годом восстановить утраченные позиции будет все труднее. Почти невозможно.

В этом контексте очень показательно появление в репертуаре «Мастерской Петра Фоменко» чеховской «Чайки» — пьесы, где главным действующим лицом является Ее Величество Актриса. Центр маленькой вселенной, героиня, которой поклоняются и завидуют. В спектакле Кирилла Пирогова это отражено в полной мере. Первый режиссерский опыт он получил в работе с самим Петром Наумовичем над булгаковским «Театральным романом». Позже ставил на курсе Александра Коручекова в Театральном институте имени Б. В. Щукина, выпустил на камерной сцене родного театра «Испанцев в Дании» П. Мериме и перенес на большую восстановленный спектакль Фоменко «Безумная из Шайо» Ж. Жироду. Кирилл Пирогов — режиссер не самодовольный и крайне осторожный, о своих постановках отзывается скупо и без претензий. Не устраивает себе в них бенефис — что вызывает особое уважение. Самое интересное для него — погружение в мир автора, а не возможность выразиться через него. В этом смысле уроки Фоменко он усвоил крепко, его «Чайка» выделяется в новейшем репертуаре «Мастерской» как дань памяти ее основателю. С бережным прочтением текста, узнаваемой актерской интонацией, игрой со словом, отличающей этот театр от других. Но, к сожалению, все эти достоинства в данном случае — шаг назад. Потому что ключевая мысль в спектакле — возможно, проявленная неосознанно, но отчетливо — в недоверии к любым поискам. Без понимания, что законсервировать эпоху и авторский стиль невозможно.

Время действия «Чайки» режиссер немного сдвинул: песни в исполнении Марлен Дитрих, неизменно элегантные брючные костюмы Аркадиной, которые некогда популяризировала немецкая актриса, а за ней и Любовь Орлова, — все это из конца 1920-х — начала 1930-х годов. Относительная стабильность — революционный террор и потрясения Гражданской войны остались позади, новый вал репрессий еще не накрыл всех с головой. В этой беззаботной атмосфере условной Барвихи пока еще могут существовать «утомленные солнцем» осколки прошлого — бывший статский советник Сорин и отставной офицер Шамраев. Первый в исполнении Андрея Казакова, с окладистой бородой а-ля Александр III, живет в каком-то иллюзорном мире, словно не замечая, что все вокруг изменилось. Или он тихий помешанный, заботливо оберегаемый окружающими?.. Шамраев Олега Ниряна все еще позволяет себе носить царскую военную форму, хотя и без погон и кокарды. Но судьба их предопределена: высокие деревянные заборы в декорации Николая Симонова явно напоминают стены вагонов-теплушек.

Аркадина и Тригорин в исполнении Галины Тюниной и Евгения Цыганова — звезды новой эпохи, добившиеся в ней успеха и уже пресыщенные им. Кумиры своего поколения, некие условные Валентина Серова и Константин Симонов. В этот мир страстно стремится прорваться провинциальная девочка Нина, волею судеб случайно к нему приобщившаяся. Мария Большова играет Заречную так, что с первых же сцен не возникает никаких иллюзий относительно ее влюбленности в Треплева. Как, впрочем, и в Тригорина: одаренная хваткая дебютантка по-настоящему одержима одной только сценой. И готова на все, чтобы пробиться на Олимп, стать второй Аркадиной. Но королевское место пока занято.

Маша в исполнении Серафимы Огаревой тоже разыгрывает любовь, но трагическую, в духе Веры Холодной. Искренне влюблен только Треплев. Герой студента ГИТИСа Рифата Аляутдинова вообще выбивается из всей компании, где каждый что-то изображает. Со своими творческими поисками, попытками пробиться через устоявшиеся представления — пусть ошибочными, несовершенными, но неравнодушными, — он здесь совершенно никому не нужен. Как не слишком-то нужны шаги в неизведанное и самой «Мастерской». Зачем что-то искать и куда-то двигаться, если имеется нечто проверенное, успешно себя зарекомендовавшее? Новые формы не интересны ни Аркадиной в исполнении Галины Тюниной, ни самой актрисе. Она признанная королева сцены. Но ничего нового, к сожалению, в своей героине не открывает. Все те же узнаваемые приемы и фирменная интонация. Что такое для Галины Тюниной сыграть Аркадину, если она сама и есть Аркадина? Большая актриса, талантливая, уверенная в себе и своих возможностях. Тригорина она соблазняет играючи: картинно бросает накидку, чтобы пасть на нее к его ногам, мастерски очаровывает — опять же, не как любящая женщина, а как актриса, не сомневающаяся в своем магнетизме. Но после блистательной сцены соблазнения Глафирой Лыняева в «Волках и овцах» это, увы, выглядит самоповтором. Актриса и личность такого масштаба могла бы сыграть леди Макбет. Но кто бы для нее это поставил?..

Мне кажется, неслучайно именно «Театральный роман» стал последней постановкой Петра Наумовича Фоменко. Его завещанием и прозорливым предостережением. При жизни режиссера эта работа воспринималась больше как остроумная самоирония накануне 20-летия театра. Спустя годы после ухода Мастера становится очевидно, что «забронзовелость» основоположников — не шутка над собой, а тоскливая реальность, сбывающееся предсказание. Хотя Фоменко и выход подсказал. Что делать, если твое творение не приняли? — Устремляться в неизведанное, браться за неопробованное. Не прикрывать верностью традициям нежелание покидать зону комфорта, а рьяно искать, создавать то, чего прежде не делал.

В этом смысле появление «Лира», первой большой трагедии в репертуаре театра, с возможностью для ряда артистов попробовать себя в непривычных «злодейских» амплуа, все же дарит надежду на выход за стабильные рамки. Амбарцум Кабанян в роли Освальда, Андрей Миххалев (Эдмунд), Василий Фирсов (Корнуолл) и особенно Полина Кутепова и Серафима Огарева, обольстительные и циничные негодяйки Гонерилья и Регана, — этим шансом наслаждаются сполна.

И абсолютно внезапным прорывом для фоменок стал новый спектакль Олега Глушкова — «Завещание Чарльза Адамса, или Дом семи повешенных». Вместе с автором пьесы Сергеем Плотовым, художниками Вадимом Волей и Ольгой-Марией Тумаковой, а также композиторами Сергеем Боголюбским и Дарией Ставрович он сочинил страшно-смешную комедию. Так обозначили создатели жанр своей постановки, где сюжет «Ромео и Джульетты» и «Белоснежки» идеально сплетается с британской готикой и классическим английским детективом, музыкальная основа объединяет в себе мотивы рок-оперы, французских и британских мюзиклов, а визуальное оформление всех оттенков серого решено в духе ретро-комиксов. И все пропитано сочным юмором с множеством элегантно вплетенных цитат и аллюзий. Эрудиты считают здесь мотивы «Анны Карениной», «Преступления и наказания», «Собора Парижской богоматери» и других классических произведений. Неискушенные зрители просто получат удовольствие от мастерски разыгранной истории — артисты разных поколений «Мастерской» шалят на сцене с нескрываемым удовольствием. И кто сказал, что это не в духе фоменковского театра? Именно Петру Наумовичу Фоменко всегда были свойственны отход от любых правил и традиций, самоирония и невероятное наслаждение игровой стихией, любовь к подлинной сути театра.

Источник: «Экран и Сцена»
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности