RuEn

Из жизни шпрот

Между Чеховым и анекдотом

You [ju:] вы, ты («Англо-русский словарь»). А «Ю» — пьеса Оли Мухиной. Евгений Каменькович поставил ее на Малой сцене табаковского МХАТа. Пересказать пьесу сложно, трудно описать спектакль: чеховская аура соединена с постсоветским анекдотом, атмосфера васильевского «Серсо» с сегодняшним телевизионным репортажем — война, стрельба, презентация, ставшая привычкой неопределенность. Сюр, морок, россыпь дробящихся образов, игра в слова, но за всем этим встает такое острое, такое точное ощущение нынешнего времени, какого не найдешь ни на телеэкране, ни в газете.

Окно, балкон, валяющийся на балконе хлам. Окно узорчатое, старомосковское, да и хлам, судя по всему, с историей: добро пожаловать на ностальгический спектакль — мой бог, что мы только не оплакивали!

Вишневый сад, судьбу трех сестер, шестидесятые годы, отечественную интеллигенцию, старый дом, Николая II и российскую державу. А теперь подошла очередь прелестного, налаженного советского быта, когда мы были молоды и верили в идеалы. Оля Мухина тоже над чем-то плачет, вслед за ней утирает слезу режиссер Каменькович, но выходит это у них не по-нашему.

Окно, балкон, а под балконом Москва. Она далеко внизу, тем, кто наклоняется вниз, делается страшно. Но герои то и дело срываются с перил и несутся бог весть куда — кто-то возвращается назад, а одна пара взяла да и улетела совсем, словно птицы весной. Еще в доме живут две приходящие старушки — они спят в передней, пророчествуют («…вы все умрете!»), между делом крадут красные чашки — а ведь их сам Ленин подарил. А еще в городе все время что-то взрывается, и по улицам скачут железные безголовые всадники — оно и понятно, ведь у нас война. До нее тротуары подметали, дома красили, по улицам ездили на лошадях, на Соколе росла ежевика — прежде мы жили в раю, теперь, увы, все изменилось.

На этом пересечении новомосковского говорка, домашнего праздника, Отечественной войны, Чечни и Армагеддона, бредятинки, точно пойманных сегодняшних страхов — и подсознательных, и осознанных — и возникает пьеса Оли Мухиной. Она напоминает всю молодую драматургию в целом: текст хорош, но на первый взгляд абсолютно нетеатрален. Евгений Каменькович, ставивший «Ю» и раньше, в студенческом театре с учениками Фоменко, разбил стереотип: пьеса рассказывала то ли о москвичах, то ли о марсианах, спектакль стал квинтэссенцией сегодняшней жизни.

Играет музыка, мистические старушки бегают по и над сценой, на стене высвечиваются комментарии — к примеру, «самоубийства», — а на балконе (и, почти невидимая, за его стеклянными стенами) идет налаженная, теплая московская жизнь. Здесь вкусно пьют и со вкусом танцуют, профессорского вида хозяин дома (Владимир Краснов) ревнует заполошную и мечтательную жену (Ольга Барнет) к старому плейбою, персонажу Любшина. В квартире собирается большая семья — дальний кузен, «похожий на героя» двадцатилетний русский американец Дмитрий (Егор Бероев) влюбляется в тридцатипятилетнюю красавицу Сестру (Евгения Добровольская), и начинается бестолковая любовная карусель с таким же бестолковым адюльтером, дурацкой ревностью и даже стрельбой.

Это необычный спектакль — в «Ю» хороши решительно все. Евгения Добровольская во МХАТе играла довольно много, но была не слишком заметна, а здесь видно, что из нее могла бы выйти театральная звезда не хуже сестер Кутеповых (то же можно сказать и о Егоре Бероеве). Текст фантастичен («раньше там и шпроты летали по воздуху, зависали над головой, можно было их ловить руками, есть и закусывать»), зато те, кто его произносит, абсолютно достоверны: вялые страсти, вялый — да здравствует замусоленный сотнями постановок Чехов! — надрыв, обычная русская жизнь, балансирующая между застольем и бездной.

Вчера была весна, а нынче зима. Вокруг дома ледяное поле, на поле могилка любимой кошечки, а по полю, надо полагать, бродит лихой человек. На дворе мороз, за оконными стеклами снова танцуют, двое несчастных в любви мальчишек — персонаж Бероева и тот, кто ревновал к нему улетевшую с другим молоденькую девушку, — собираются на войну: два дня пути и фронт. Жизнь безнадежна — и уютна, как старый разношенный тапок: здесь никогда ничего не изменится, но это в конце концов не так уж и плохо. Глядя на железных всадников, можно ностальгировать по летающим шпротам.

Это — метафизический вывод. Но есть и другие: в Художественном театре, оказывается, много сильных молодых актеров, репертуарный театр может адекватно ставить сложные современные тексты. А МХАТ надо поздравить с почином: на его сцене вышел первый удачный спектакль нынешнего сезона.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности