«Рыжий»: back to the USSR

В Мастерской Петра Фоменко молодой актер и режиссер Юрий Буторин и Евгений Каменькович вместе с «new фоменками» поставили пронзительный спектакль по пронзительной поэзии Бориса Рыжего. Несмотря на связанную с молодостью безвестность большинства участников постановки, она обещает занять первое место в «черном» списке московских спектаклей, на которые — не попасть и не достать.

Борис Рыжий — поэт, которого называют едва ли не лучшим в своем поколении, тем не менее, вполне незнаком большинству зрителей. Он покончил с собой в возрасте 26-ти лет, оставив стихотворения, невероятной красоты и чистоты, в которых оказались запечатлены не слишком золотые 80-ые, задворки Свердловска, их обитатели, менты и кенты, заборы, похороны, гипсовые пионеры, подъезды с перегоревшими лампочками и много чего еще, включая самого Рыжего — гениального свердловского парня со шрамом на щеке, похожим на след от слезы.

В спектакле «Рыжий» все это поэтическое наследие оказалось заключено в безупречную театральную и к тому же еще музыкальную форму. Сергей Никитин положил стихи на музыку, художник Владимир Максимов усадил публику на вращающуюся трибуну — и вот «музыкальное путешествие из Екатеринбурга в Свердловск и обратно без антракта» состоялось.

Зрителей «перевозят» от сцены к сцене, предварительно оповещая об отбытии, предлагая чай и постель. Остановки — различные места действия в непарадном Екатеринбурге 80-х, когда он еще был Свердловском. Тетки на балконе с кружками огурцов на глазах (Моника Санторо и Елена Ворончихина), участковый Лейкин (Дмитрий Смирнов) возле милицейского УАЗика и авторитет Лысов Евгений (Василий Фирсов) у бетонного забора, белый ангел в авиаторских очках на крыше и, конечно, сам поэт Рыжий, единый во многих лицах, на крыше, у забора, в УАЗике, под балконом и на скамейке в парке — поют и декламируют. Вот, в принципе, и все: поэзия, музыка, актеры.

Спектакль мгновенно увлекает своей нежностью и юмором, и ностальгией по хорошо знакомой для поколения 30+ жизни. Несмотря на провинциальный и чуть блатной колорит, она остро узнаваема. Винтаж — в моде, но этот театральный винтаж впервые, пожалуй, соединил идеальную эстетичность с беззастенчивым бытом. Помятая проводница (Наджа Мэр), торговки, алкоголики и психи, люди из очереди на сдачу цветмета — столь же прекрасны, сколь поэтические строки Бориса Рыжего, не стеснявшегося в выражениях.

Этого хватило бы, но в спектакле есть и другой пласт — более трагический и неизбежный, вероятно, учитывая судьбу поэта. Неизбежный теперь и по другой причине. Выпуск «Рыжего» совпал с гибелью Юрия Степанова, замечательного актера, одного из первых «фоменок», составляющих костяк труппы. Светлый смех сквозь слезы всегда был уникальной краской этого театра. Слез стало больше. Света — тоже. И театр, не успев оправиться от самого сильного удара за свою историю, внезапно получил ответ на вопрос, который, не произнесенный, уже некоторое время витал в воздухе — что будет, когда дивные и вечно юные «фоменки» вырастут из своих ролей? Абсолютно точно — будет продолжение.