RuEn

В поисках трагического героя: что принёс на московскую сцену 2009?..

Кажется, театр занялся глобальным исследованием жанра трагедии: его границ, возможностей, палитры красок. Как трансформируется этот жанр в эпоху, когда драматические события в реальной жизни страны происходят перманентно? Когда они по характеру похожи не на атомный взрыв, а на губительное воздействие радиации — медленно, незаметно, но целенаправленно. Современная трагедия — тихая, пугающая не сиюминутными событиями, а направленностью на разрушения. Распадается цельная личность, семья. И это не менее страшно, чем глобальные катаклизмы.

Одним из наиболее интересных экспериментов в жанре трагедии мне кажется опыт Камы Гинкаса в спектакле «Медея» (МТЮЗ). Как мичуринец, он привил мифологическому сюжету Сенеки ветвь интеллектуальной драмы Ануя и ветвь поэзии Бродского. Получился очень современный вариант трагедии — миксы высокого и низкого. Режиссер сделал почти невозможное — по сути, он научил зрителей видеть подлинную трагедию под маской обыденности. У новой трагедии — лицо женщины, которая может быть и королевой и плебейкой в зависимости от обстоятельств. Она — разная, ее чувства — подлинные. Невозможно забыть, как Медея (Екатерина Карпушина) прощается с бывшим мужем. Сцена, в которой она вместо проклятий вдруг неожиданно для самой себя начинает поправлять ему галстук и манжеты, словно проверяя право на свою ускользающую собственность, — одна из лучших трагических сцен в театре. Режиссура Камы Гинкаса — это безусловный прорыв этого года в освоении трагического жанра.
Этот год прошел под знаком пьесы «Дядя Ваня». Трагедия интеллигента, не нашедшего самореализации, увидена двумя режиссерами Римасом Туминасом и Андреем Кончаловским диаметрально противоположно. Римас Туминас поставил в Театре им. Вахтангова спектакль, в котором дядя Ваня хоть и обыватель, недотепа, 22 несчастья, но он живой человек в механизированном мире, где действуют не люди, а скорее ходячие схемы, биороботы. От этого — особый объем заглавной роли, которую мастерски исполняет Сергей Маковецкий. В чем новизна понимания трагизма у Туминаса? В беспощадности взгляда на страдающего интеллигента. На дне беспощадности все равно лежит сострадание. Режиссер видит трагизм в нелепости ситуации: человек мечтает об одном, а живет по-другому, отлученный от гармонии с миром. Режиссер не оттеняет тьму отчаяния светом надежды. Пространство его спектакля сумрачно. Баночка с морфием в руках Маковецкого в финале — вот понимание трагического жанра.

«Дядя Ваня» в Театре им. Моссовета в режиссуре Андрея Кончаловского — пример другого понимания драмы — через призму обесценивания страданий. Вместо драмы высоколобого интеллектуала — комический герой Павла Деревянко. Вихляющая походка клоуна, почти фрика. Пестрый зеленоватый жилет, нелепый красный галстук, взбитый кок — кажется, что он списан с персонажа из фильма «Стиляги». Ваня, который никак не повзрослеет, никак не станет Иваном Петровичем. Профукал свою жизнь, а теперь истерит, ищет виноватых. Все издания обошла фотография, на которой Деревянко произносит монолог, просовывая голову в проем венского стула. Голова на месте задницы — метафора не просто на грани фола. Критики справедливо удивлялись: это поставил русский режиссер? Мол, скорее так бы мог интерпретировать пьесу японец. Конечно, у постановщика есть своя правда: в обществе принципиально поменялось отношение к неудачникам. Пропала жизнь? Сам дурак!

Вообще попытка осмысления, а зачастую и обесценивания страданий стала тенденцией этого театрального года. Режиссер Юрий Бутусов поставил спектакль «Иванов» в МХТ. Его позиция — это жесткий взгляд современного человека, который с трудом пробивается к успеху, который предпочитает действие нытью и рефлексии. Это религия сегодняшних хозяев жизни, успешных людей. Это и понятно. Сегодня страдать допустимо только на приеме у психоаналитика за большие деньги. Страдание как замаскированная человеческая несостоятельность — пожалуй, так можно интерпретировать спектакль «Иванов» в МХТ. Труднее всего исполнителю заглавной роли. Андрей Смоляков пока с трудом обживает двойное существование — между трагедией и фарсом. Его трудности понятны — трепетное отношение к страдающему человеку заложено у интеллигенции на уровне ментальности. Роль актеру на сопротивление: он реально страдает, осваивая режиссерский рисунок. Вероятно, это тоже часть режиссерского замысла Бутусова.
Заметным явлением стал спектакль «История мамонта» по роману Алексея Иванова, курс «кудряшей» в РАТИ (выпуск — 2010 год). Режиссер-педагог Екатерина Гранитова. Андрей Сиротин приковывает к себе внимание — его актерская работа одна из лучших за этот год. Он немного похож на Олега Даля в роли Зилова в фильме «Утиная охота». Тот же тип героя — не рефлексирующий, а балансирующий, готовый сорваться как в подвиг, так и в гадкий поступок. При этом — сдержанный, закрытый. Про него не скажешь — обаятельный, точнее — наделенной энергией. Не хочется бубнить избитые слова, что актер в спектакле «История мамонта» несет тему лишнего человека, русского интеллигента, а хочется отметить схожий тип героя, который словно бы и не страдает, а живет скрепя сердце. Дружит с алкоголем, а не с кефиром. А где еще взять запас оптимизма? Как еще найти гармонию с миром?



Новые тенденции в драматургии

Особую остроту в понимании трагизма внесла западная драматургия. Характерная деталь: две любопытные пьесы появились в репертуаре московских театров именно благодаря поддержке Немецкого культурного центра им. Гете. Как говорится, нет пророка в своем Отечестве…

Пьесу современного немецкого драматурга Роланда Шиммельпфеннига «Под давлением 1-3» поставил в РАМТе выпускник Сергея Женовача — дебютант Егор Перегудов. Как в реальности выглядит жизнь человека, заточенного на успех в бизнесе? Что способно довести его до крайности, точнее — до самоубийства?

В чем новизна этой истории? Пожалуй, в том, что театр затронул тему высокой, и даже запредельно-высокой цены успеха. Два персонажа (в одной из трех историй) буквально выпотрошены ежедневной борьбой за место под солнцем, оба уходя от нестерпимой реальности в виртуальную. Один тронулся умом в поиске тренированного тела, часами крутя педали тренажера. Другой влюблен в девушку с порно-сайта, и его личность тоже трансформировалась до невозможности. Автор пьесы размышляет на тему о пределе наших сил в борьбе за успех и престижность. Финальное самоубийство, такое спонтанное, не подготовленное долгими страданиями и рассуждениями — очень сильный драматургический прием. Важно отметить, что тема психологической зависимости стала одной из ключевых тем в современной драматургии. 
Экспериментальный Театральный Центр «Мастер-класс» и Международный фестиваль NET представил спектакль “Exstasy Rave” Констанции Денниг. Автор исследует проблему старения нации в цивилизованном обществе. И делает это в жанре фантастики. Если верить мрачным прогнозам драматурга, то вскоре стариков будут утилизировать так же запросто, как и отходы. Проблема старения нации словно бы вывернута наизнанку и преподнесена нам с оттенком жестокости. Что делать цивилизованному обществу? Что делать самому человеку с проблемой обветшания собственно плоти?

В этих двух пьесах звучат темы, ранее табуированные. Театр решился на ранее запретные темы, что важно.



Грядет матриархат?

Вообще этот год прошел под знаком сильных режиссерских работ именно молодых женщин. Это тенденция мирового театра — приход в режиссуру женщин, с их особой чуткостью к жизни, с подробным вниманием к репетиционному процессу, к актеру, к автору, к нюансам будущего спектакля. Банальная фраза «режиссер должен раствориться в актере» обрела смысл словно бы заново. Не случайно актриса Нелли Уварова сыграла одну из своих лучших ролей именно в спектакле выпускницы курса Женовача Екатерины Половцевой «Почти взаправду» в РАМТе. Спектакль того же театра «Как кот гулял, где ему вздумается» по Киплингу тоже держится в рейтинге лучших премьер 2009 года. Режиссер Сигрид Стрём Рейбо, молодая норвежка, также окончившая курс Сергея Женовача в ГИТИСе. 

Ученица Гинкаса режиссер Ирина Керученко нашла свой ключ к трагическому жанру в спектакле «Кроткая» (МТЮЗ) по повести Достоевского. Эту мрачную историю о самоубийстве, о разрушении семьи она ставит на контрасте забавных эпизодов и глубокого понимания горя. В этой светотени — стилистика этого спектакля. Зрители смеются и плачут. Это редкое свойство измучить и восхитить одновременно! Оно очень подходит истории, которую трудно назвать банально любовной. Но, тем не менее, она именно о любви. О гордыне, которая мешает человеку быть счастливым, ввергая его в ад одиночества. Эта работа заставляет вспомнить те времена, когда режиссеры работали над одним спектаклем годами, когда они шли от индивидуальности актеров, и роль была идеально выстроена под актера, как костюм, сшитый на заказ.
Такая же филигранная работа с актерами чувствуется и на спектакле Театра п/р Табакова «Олеся». Молодой режиссер Олеся Невмержицкая сделала свою инсценировку, рассказывая историю трагической любви. Важный момент: актрисы Анна Чиповская (Олеся) и Роза Хайруллина (Мануйлиха) сыграли, безусловно, лучшие свои роли именно благодаря хорошей режиссуре.



Лучшие актерские работы

Игорь Гордин сыграл одну из лучших своих ролей — Закладчика в спектакле «Кроткая» (МТЮЗ), заставляя вспомнить актера Олега Борисова, некогда блиставшего в этой роли. Сравнение — бездарная затея. Скорее хочется отметить схожесть регистра звучания. Невольно хочется проецировать роли Борисова на Гордина: а как подошла бы ему главная роль в инсценировке романа «Крах инженера Гарина». Поверьте, найти актера для интеллектуальной драмы сегодня практически невозможно!

Исполнение роли Ясона в «Медее» актером Игорем Гординым — тоже несомненная удача. Это непросто — приковать внимание зрителей не искрометными монологами на авансцене, а стоя в глубине сцены, часто спиной. Высокий класс. Такие спектакли надо смотреть с регулярностью в год — чтобы прочувствовать нюансы, зафиксировать актерский рост.

Елена Лямина в «Кроткой» очаровала какой-то редкой актерской фактурой — типаж девушки 19 века, который начисто выветрился из жизни. Редкий случай, когда актриса без помощи броских красок умеет завладеть вниманием. Наверное, это и есть то, что называется избитым выражением «актерская тайна». Говоря о ней, хочется забыть слова «актерская техника», а хочется порассуждать о чистоте звучания, о самобытной интонации. 

Екатерина Карпушина в роли Медеи — открытие для театралов. Важно и то обстоятельство, что, оказывается, можно уйти из одной эстетической системы (Театр п/р Виктюка) в другую (МТЮЗ) и быть успешным! История, готовая стать мифом в театральных кругах.

Сергей Маковецкий в роли дяди Вани удивил всю театральную столицу. Такого Маковецкого мы еще не видели. Парадокс: когда актер слишком много умеет, ему полезно порой забыть об этом. Впечатление, что он заново учился быть артистом, создавая новую палитру красок.
Актер Сергей Медведев в спектакле «Трехгрошовая опера» МХТ сумел так сыграть роль второго плана, что все внимание приковано к нему. Мы наблюдаем за стремительным взлетом новой звезды этого театра. Режиссер Кирилл Серебренников подтвердил свой редкий талант стар-мейкера — он умеет творить судьбу актеров.

Марина Голуб одна из немногих в этом спектакле, кто уловил брехтовскую природу, особенно стилистику зонгов. Ее Селия Пичем — гротесковый персонаж-маска. Актрисе потребовалась определенная смелость, чтобы сделать себе слоновые ноги-тумбы, огромный бюст. Ее зонг о женской сексуальной агрессии — эталон стиля. Миг — и черная сумочка ощерится красной подкладкой. Это и есть театр Брехта, про который все говорят, но мало кто видел.

Анна Чиповская сыграла заглавную роль в спектакле «Олеся» в Табакерке, и сразу очаровала — красотой, внутренней грацией, редким сочетанием молодости и глубокого драматизма. Казалось бы, что нового можно сказать о любви? А она сказала.

Роза Хайруллина в том же спектакле показала высокий класс в такой небольшой, и вроде бы второстепенной роли Мануйлихи. Очень ярко раскрыт архетип сильной женщины, якобы не зависимой от мира мужчин, но на самом деле хрупкой и ранимой. Можно сказать, это сквозная тема в творчестве актрисы. В этом году актриса вошла в труппу театра, перебралась в Москву. Яркая актерская индивидуальность, колоритная внешность, напоминающая гогеновские краски, оказались очень кстати среди неброских славянских типажей столицы.

Нелли Уварова запомнилась в спектакле РАМТа «Почти взаправду». Здесь она меланхоличная, неуверенная в себе Ласка. Зарисовка с натуры, лирическая пародия на неуверенную с себе, мятущуюся артистическую натуру. Кажется, что смеясь, актеры расстаются со своими комплексами. Играя в этом же спектакле Бабочку, Нелли Уварова просто купается в роли фамм фаталь. У нее облик Лайзы Минелли из фильма «Кабаре» — короткая темная стрижка, огромные глазищи с лежащими на щеках тенями от ресниц. И столько же шарма. Хрупкость Бабочки актриса передает изнутри. Мастерить крылья не понадобилось.

Персонажи Кирилла Пирогова всегда созвучны образу героя нашего времени — он умеет воплощать на сцене тот тип интеллигентного человека, который пробивается к свету через тьму. Который, не будучи суперменом, способен на поступок. Который становится действующим героем через преодоление, во многом благодаря своей правильной человеческой конструкции, своей внутренней закваске — можно и так назвать. Его работа с поэтическим текстом в спектакле «Триптих» театра «Мастерская П. Фоменко» вызывает восхищение. 
Актер Александр Яцко в спектакле Юрия Еремена «Царство отца и сына» по произведениям Толстого явил высокий класс работы в жанре исторического спектакля (Театр им. Моссовета, режиссер Юрий Еремин). Он сыграл Иоанна Грозного мощно, темпераментно, с той хорошей интеллектуальной начинкой роли, которая так редко дается актерам. С правильным пониманием стилистики, заданной режиссером — такой немножко брехтовской игры в персонажей. Никаких париков и ухищрений грима — временами это облик вполне современного политического деятеля. А главное, высокая плотность смыслов в это роли. Финальная премьера уходящего года прозвучала очень весомо.



Лучший актерский ансамбль и самый яркий эксперимент

Спектакль «Триптих» театра «Мастерская П. Фоменко». Это безусловный прорыв в области поэтического театра. Яркий эксперимент в работе со сценическим пространством, когда действие то максимально приближено, то отдалено на рискованно далекую дистанцию. Репетиционные трудности со звуком и масштабом обернулись новизной выразительных средств. Уникальная световая партитура и работа с гримом. Идея Петра Фоменко распространить театральный микроб и на пространство фойе в новом здании театра — воплощена виртуозно и отдает тем милым хулиганством, которого так ждешь от дебютантов, а встречаешь у театрального мэтра.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности